Анастасия Канарева, Богдан Кинащук
(Не)такие как мы
Как ромы из зоны АТО вынуждено стали кочевниками
По данным Института социологии НАН Украины, ромы - одна из двух национальностей, представителей которых украинцы не хотят видеть в стране (вторые в этом списке - чеченцы).
В Украине - около 50 тысяч ромов. Часть из них до войны компактно проживала на Донбассе и в Крыму. Теперь они стали вынужденными переселенцами и переезжают с места на место в поисках уголка, который бы могли назвать своим домом.
Как это - быть переселенцем-ромом в Украине - выясняло Громадське.
В Украине - около 50 тысяч ромов. Часть из них до войны компактно проживала на Донбассе и в Крыму. Теперь они стали вынужденными переселенцами и переезжают с места на место в поисках уголка, который бы могли назвать своим домом.
Как это - быть переселенцем-ромом в Украине - выясняло Громадське.
- Сынок, где белые носки? - женщина суетится в маленькой комнате, загроможденной советской мебелью. Она достала из шкафа мальчиковый костюм-тройку и белую рубашку с короткими рукавами, разложила их на диване.
- Где же подевались эти носки?
Смуглый мальчик лет шести со всклокоченными, только что вымытыми волосами, выбегает из ванной комнаты и присоединяется к поискам.
- Вон они, мам! - заглядывает он под шкаф.
- Ну и как их теперь достать? Я же его не отодвину сама, - вздыхает женщина. - Черт с ними, наденешь черные.
- Где же подевались эти носки?
Смуглый мальчик лет шести со всклокоченными, только что вымытыми волосами, выбегает из ванной комнаты и присоединяется к поискам.
- Вон они, мам! - заглядывает он под шкаф.
- Ну и как их теперь достать? Я же его не отодвину сама, - вздыхает женщина. - Черт с ними, наденешь черные.
Галина собирает Вову на утренник в детском саду. Это его последний день там, дальше - летние каникулы и первый класс. Она одевает его в лучшую одежду, завязывает галстук-бабочку, обувает его в лакированные туфли.
- Поглядите, Вовка - как жених! - говорит его бабушка. Мальчик постоянно улыбается и совсем не стесняется камеры.
В Подворки под Харьковом Вова переехал из Стаханова. Там, на Луганщине, большая ромская семья жила в собственном доме. Но потом началась война, Стаханов оказался под контролем боевиков т.н. «ЛНР». Галина вместе с четырьмя детьми и пожилыми дядей и тетей вынуждены были бежать. Отец детей остался в Стаханове, у него там еще одна семья.
- Муж не поехал с нами, ему там лучше. А я в первую очередь мама. И забочусь о своих детях, - говорит женщина.
У Галины бледная кожа и светлые зеленые глаза: внешность, нетипичная для ромки. Кроме Вовы, у нее еще трое детей - дочери Регина и Илона и старший сын Рустам, у которого легкая форма отставания в развитии.
В Подворки под Харьковом Вова переехал из Стаханова. Там, на Луганщине, большая ромская семья жила в собственном доме. Но потом началась война, Стаханов оказался под контролем боевиков т.н. «ЛНР». Галина вместе с четырьмя детьми и пожилыми дядей и тетей вынуждены были бежать. Отец детей остался в Стаханове, у него там еще одна семья.
- Муж не поехал с нами, ему там лучше. А я в первую очередь мама. И забочусь о своих детях, - говорит женщина.
У Галины бледная кожа и светлые зеленые глаза: внешность, нетипичная для ромки. Кроме Вовы, у нее еще трое детей - дочери Регина и Илона и старший сын Рустам, у которого легкая форма отставания в развитии.
Все дети ходят в школу. В Подворках семья снимает трехкомнатную квартиру. Скромную, без ремонта, но светлую и очень чистую.
За жилье Галина платит сама, с переселенческих выплат. Летом это около 2500 гривен в месяц, зимой - вдвое больше. Накладно, но найти жилье дешевле для большой семьи здесь сложно.
- Это самая дешевая квартира, которая здесь есть. Соседи смотрят немного с опаской, что мы ромы, что я одна с детьми. У них возникают всякие вопросы... Но мы ничем не отличаемся от других! - рассказывает Галя.
В школе детей обзывают, дразнят, называют цыганами. Другие родители не в восторге от того, что в классе появились ромы.
- Мы, переселенцы, как были здесь чужими, так и останемся.
Впрочем, женщину беспокоят больше не предубеждения местных жителей. Бывает, что ей нечем кормить детей. Зимой, когда за квартиру и отопление приходилось отдавать больше 5000 гривен, выживали за счет гуманитарной помощи, питались одними макаронами. Галя об этом не рассказывает. Узнаем от ее дяди-пенсионера, седого мужчины в забавной гавайской рубашке. Усталого, но по-доброму ироничного.
Подворки - небольшое село. Большинство людей работают в Харькове, это две автобусные остановки отсюда. В городе работы хватит всем, но работодатели просят трудовую книжку. У Гали ее нет.
- Пока единственное, что мне предлагают, - мыть посуду. С 7 утра до 3 часов дня за 70 гривен. Если не найду ничего другого - придется согласиться.
Звонят в дверь. Галя извиняется и выбегает в подъезд. Через пару минут возвращается с 150 гривнами в руках. Заняла у соседки, чтобы сдать на сладкий стол в детский сад. Вместе мы выходим на улицу. Старики остаются дома, а дети идут гулять во двор.
- Цветок забыли! Цветок! – догоняет Вову дедушка.
- Это самая дешевая квартира, которая здесь есть. Соседи смотрят немного с опаской, что мы ромы, что я одна с детьми. У них возникают всякие вопросы... Но мы ничем не отличаемся от других! - рассказывает Галя.
В школе детей обзывают, дразнят, называют цыганами. Другие родители не в восторге от того, что в классе появились ромы.
- Мы, переселенцы, как были здесь чужими, так и останемся.
Впрочем, женщину беспокоят больше не предубеждения местных жителей. Бывает, что ей нечем кормить детей. Зимой, когда за квартиру и отопление приходилось отдавать больше 5000 гривен, выживали за счет гуманитарной помощи, питались одними макаронами. Галя об этом не рассказывает. Узнаем от ее дяди-пенсионера, седого мужчины в забавной гавайской рубашке. Усталого, но по-доброму ироничного.
Подворки - небольшое село. Большинство людей работают в Харькове, это две автобусные остановки отсюда. В городе работы хватит всем, но работодатели просят трудовую книжку. У Гали ее нет.
- Пока единственное, что мне предлагают, - мыть посуду. С 7 утра до 3 часов дня за 70 гривен. Если не найду ничего другого - придется согласиться.
Звонят в дверь. Галя извиняется и выбегает в подъезд. Через пару минут возвращается с 150 гривнами в руках. Заняла у соседки, чтобы сдать на сладкий стол в детский сад. Вместе мы выходим на улицу. Старики остаются дома, а дети идут гулять во двор.
- Цветок забыли! Цветок! – догоняет Вову дедушка.
Мальчуган возвращается и забирает большой розовый цветок. Он очень гордится им и своим костюмом. Вместе с мамой они спешат в садик.
Зола Кондур
правозащитница, фонд «Чирикли»
Ромы, которые переехали из зоны АТО в другие области, сталкиваются с высоким уровнем дискриминации. Им труднее, чем другим переселенцам. Сложнее арендовать помещение, трудоустроиться, от 20 до 30% из них не имеют документов, поэтому не все могут доказать в государственных органах, что они действительно проживали в зоне АТО. Многие гуманитарные организации, работающие с переселенцами, не рассматривают ромов как свою целевую группу.
- В поселок начали заходить войска, завозили танки, бронемашины. На нашей улице поселились военные. Мы собрали вещи, оставили свои дома и уехали.
Уставшая женщина разводит в теплой воде детскую кашу. Темноволосая девочка лет трех дергает ее за юбку, требуя внимания. Они стоят посреди крохотной кухни с большим окном почти во всю стену. Сквозь него сочится вялый солнечный свет. Женщину зовут Тамара, девочку - Яна.
- Поехать в Россию - об этом и речи не было. Чужие люди никому не нужны. А Киев - это наша страна, наша родина. Здесь нас приняли тоже не слишком радушно. Мы тут уже три года, и только сейчас соседи стали здороваться. Сын мой Самир - он черненький. Во дворе говорил пацанам, что дагестанец. Меня просил: мам, не говори, что мы ромы - со мной никто дружить не будет.
Уставшая женщина разводит в теплой воде детскую кашу. Темноволосая девочка лет трех дергает ее за юбку, требуя внимания. Они стоят посреди крохотной кухни с большим окном почти во всю стену. Сквозь него сочится вялый солнечный свет. Женщину зовут Тамара, девочку - Яна.
- Поехать в Россию - об этом и речи не было. Чужие люди никому не нужны. А Киев - это наша страна, наша родина. Здесь нас приняли тоже не слишком радушно. Мы тут уже три года, и только сейчас соседи стали здороваться. Сын мой Самир - он черненький. Во дворе говорил пацанам, что дагестанец. Меня просил: мам, не говори, что мы ромы - со мной никто дружить не будет.
Тамара переливает жидкую кашу в бутылочку, дает ее дочери, берет малышку на руки. Та прижимается к маме.
Яна родилась в донецкой больнице, в тот день город сильно обстреливали. Девочка была недоношенной, дышала через аппарат. Мама не могла забрать ее в бомбоубежище в подвале больницы, чтобы укрыть от обстрела, когда другие женщины прятали своих детей.
- Здесь спит мама, она не ходит, Яна и Алена. А все остальные - на полу, кто где. Нас здесь всех вместе - 11, пятеро взрослых и шесть детей. - Тамара показывает единственную комнату.
На разложенном диване сидит пожилая женщина в черном платье в горошек и платке. Вокруг кувыркаются дети. Под стенкой - советский лакированный сервант, на дверцах развешено постиранное белье.
- Дети и мяса хотят, и картошки, и конфет... А мы не всегда можем это им дать. Мой старший сын - ему 17 лет - дружит здесь с пацанами. У них все есть - и телефоны, и ноутбуки. А у нас даже телефона собственного нет! - жалуется Тамара. - Хотя, если бы мы сейчас были дома и я работала, у нас бы все это было.
Всю жизнь женщина торговала постельным бельем на рынке в Докучаевске недалеко от Новотроицкого. Имела собственный киоск. Но когда в городок пришли боевики т.н. «ДНР», рынок загорелся от обстрела и сгорел дотла.
- Люди думают, что мы так всегда живем, шляемся повсюду. А это не так, у нас был дом! - пожилая женщина в платье в горошек и толстых шерстяных носках размахивает какой-то зеленой веткой, сидя на диване. Время от времени, этой веткой достается по шее дурачащимся детям.
- Здесь спит мама, она не ходит, Яна и Алена. А все остальные - на полу, кто где. Нас здесь всех вместе - 11, пятеро взрослых и шесть детей. - Тамара показывает единственную комнату.
На разложенном диване сидит пожилая женщина в черном платье в горошек и платке. Вокруг кувыркаются дети. Под стенкой - советский лакированный сервант, на дверцах развешено постиранное белье.
- Дети и мяса хотят, и картошки, и конфет... А мы не всегда можем это им дать. Мой старший сын - ему 17 лет - дружит здесь с пацанами. У них все есть - и телефоны, и ноутбуки. А у нас даже телефона собственного нет! - жалуется Тамара. - Хотя, если бы мы сейчас были дома и я работала, у нас бы все это было.
Всю жизнь женщина торговала постельным бельем на рынке в Докучаевске недалеко от Новотроицкого. Имела собственный киоск. Но когда в городок пришли боевики т.н. «ДНР», рынок загорелся от обстрела и сгорел дотла.
- Люди думают, что мы так всегда живем, шляемся повсюду. А это не так, у нас был дом! - пожилая женщина в платье в горошек и толстых шерстяных носках размахивает какой-то зеленой веткой, сидя на диване. Время от времени, этой веткой достается по шее дурачащимся детям.
- Я спецназовцем хочу стать. Надоело, что все обзывают!
Ваня, мальчик лет восьми в очках, внимательно слушает, о чем рассказывают взрослые. Говорит, во дворе общается только с «донецкими», такими же переселенцами. Другие дети не хотят с ним дружить.
На южной окраине Торецка почти безлюдно. 4 часа дня. Посреди небольшой площади - клумба. За ней — советское одноэтажное здание из кирпича, такое нелепое, что кажется: тот, кто его строил, бросил это дело на полпути. Это бывший кинотеатр «Старт». Кино здесь давно не показывают - здание арендует Церковь Иисуса Христа полного Евангелия.
Внутри помещение такое же странное, как и снаружи. В бывшем кинозале, где теперь проводят службу, от потолка до пола натянуто два огромных флага - Украины и Израиля. Под потолком крутится диско-шар.
Посреди сцены, загроможденной бумажными цветами и звуковыми колонками, на стуле сидит мужчина лет 50-ти и играет на баяне. «Благословен ты, Господь наш, владыка Вселенной» - написано над сценой. Баян называется «Орфей», а кожа у мужчины такая загорелая, будто он много дней провел под солнцем.
Внутри помещение такое же странное, как и снаружи. В бывшем кинозале, где теперь проводят службу, от потолка до пола натянуто два огромных флага - Украины и Израиля. Под потолком крутится диско-шар.
Посреди сцены, загроможденной бумажными цветами и звуковыми колонками, на стуле сидит мужчина лет 50-ти и играет на баяне. «Благословен ты, Господь наш, владыка Вселенной» - написано над сценой. Баян называется «Орфей», а кожа у мужчины такая загорелая, будто он много дней провел под солнцем.
- Играю на баяне. И на «Ямахе» играю. В Мариуполе играл в ресторане, - рассказывает Юра, так зовут мужчину. - Я с детства играю.
Девять лет назад Юра с семьей переехал в Торецк с юга. Купил здесь дом, где живет с женой Галиной, младшим сыном и внуком. Уже полтора месяца мужчина играет в любительском ромском ансамбле, который создала социальный работник Петровна. Юра играет на баяне и клавишных, его сосед на гитаре, а женщины танцуют и поют. Большинство песен - традиционно ромские, однако есть и на других языках.
- Мы украинцы... И по-украински, и по-русски разговариваем. Нам как-то без разницы. Я в Киеве был, в Житомире, в Запорожье. В Мариуполе - везде на свадьбах отыграл, - вспоминает музыкант, вздыхая. - У меня електробаян был черный. Колонок четыре штуки было. На крестинах, на именинах играл. А сейчас - все в прошлом.
На публику Юра с новосозданным ансамблем за это время выступал лишь раз. Говорит, не понравилось, потому что артистам не хватает профессионализма.
- Мы с ребятами играли, играли, а те ... что-то стояли, мыкались. А они ведь должны хор поднимать, чтобы публика, как говорится, не заскучала. А так - толку мало. Я Петровне говорил, что так дела не будет, - жалуется мужчина. - Я бы и сам пел, как раньше. Но зубов не осталось. Не буду же я в микрофон шепелявить!
Мальчик лет 8, тоже смуглый, приносит Юре сложенные в файл бумаги и паспорта. Это его внук Давид. Вместе с бабушкой они только что получили несколько коробок гуманитарки. Ее раздают прямо здесь - в соседней от кинозала комнате. Мужчина гордится внуком. Говорит, воспитал его так, чтобы он никогда у людей ничего не просил, как часто бывает у ромских детей.
- Мы украинцы... И по-украински, и по-русски разговариваем. Нам как-то без разницы. Я в Киеве был, в Житомире, в Запорожье. В Мариуполе - везде на свадьбах отыграл, - вспоминает музыкант, вздыхая. - У меня електробаян был черный. Колонок четыре штуки было. На крестинах, на именинах играл. А сейчас - все в прошлом.
На публику Юра с новосозданным ансамблем за это время выступал лишь раз. Говорит, не понравилось, потому что артистам не хватает профессионализма.
- Мы с ребятами играли, играли, а те ... что-то стояли, мыкались. А они ведь должны хор поднимать, чтобы публика, как говорится, не заскучала. А так - толку мало. Я Петровне говорил, что так дела не будет, - жалуется мужчина. - Я бы и сам пел, как раньше. Но зубов не осталось. Не буду же я в микрофон шепелявить!
Мальчик лет 8, тоже смуглый, приносит Юре сложенные в файл бумаги и паспорта. Это его внук Давид. Вместе с бабушкой они только что получили несколько коробок гуманитарки. Ее раздают прямо здесь - в соседней от кинозала комнате. Мужчина гордится внуком. Говорит, воспитал его так, чтобы он никогда у людей ничего не просил, как часто бывает у ромских детей.
- Взял его как-то с собой на свадьбу к грекам. А он маленький еще был. Так его все на руках носили!
- Жила в Мариуполе. Зачем переехала сюда, дура? Там люди были приятные, портовый город, море. А что здесь? В Мариуполе я дворником работала, как и муж. Комнатку маленькую имели. Зато не было войны, не было таких проблем, - говорит Галина, жена Юры. - Сейчас то забор кому отремонтируем, то еще какую работу для людей сделаем. Так и перебиваемся случайными заработками. Нужны деньги, чтобы внук в школу ходил.
Мама Давида на заработках, отец давно умер. Дедушка и бабушка воспитывают его как собственного ребенка.
- Никому не отдам его, - улыбается бабушка. - У меня мечта, чтобы он английский выучил, пробился в люди. Дожить бы еще бабушке до этого.
Война застала семью Юры не в лучшие времена. Он безработный, жена также. Все втроем, вместе с внуком, они идут на остановку маршрутки, чтобы добраться домой. В руках тянут тяжелые картонные коробки с гуманитаркой. Мимо проходят две женщины из местных.
- Что там, гуманитарку раздают? — спрашивают, увидев коробки.
- Это цыганам дают, в церкви, — отвечает Юра.
- Ясно все. Кто не работает — тот ест, бросают женщины между делом и идут прочь.
Юра не обращает на это внимания. Они доходят до остановки на перекрестке двух улиц.
Мама Давида на заработках, отец давно умер. Дедушка и бабушка воспитывают его как собственного ребенка.
- Никому не отдам его, - улыбается бабушка. - У меня мечта, чтобы он английский выучил, пробился в люди. Дожить бы еще бабушке до этого.
Война застала семью Юры не в лучшие времена. Он безработный, жена также. Все втроем, вместе с внуком, они идут на остановку маршрутки, чтобы добраться домой. В руках тянут тяжелые картонные коробки с гуманитаркой. Мимо проходят две женщины из местных.
- Что там, гуманитарку раздают? — спрашивают, увидев коробки.
- Это цыганам дают, в церкви, — отвечает Юра.
- Ясно все. Кто не работает — тот ест, бросают женщины между делом и идут прочь.
Юра не обращает на это внимания. Они доходят до остановки на перекрестке двух улиц.
Мимо проезжает бронетранспортер с военными. Те кричат, чтобы все убрались и освободили им дорогу.
Ольга Руденко (Петровна)
ромский посредник в Торецке
Ромская жизнь очень коротка. Я почти не видела ромов, которые дожили до 70 лет. Ромские женщины - истощенные, худые, они плохо питаются, потому что все отдается детям. Часто говорят, что ромы — кочевники. Но одно дело кочевать по собственной воле, а совсем другое — делать это вынужденно. Во время войны вся наша страна познала судьбу ромов и почувствовала, как это — переехать и искать свое место среди других. Интеграция возможна тогда, когда есть принятие. Люди должны понять, что «цыган» — это не клеймо. Что не все они воруют, не все бездельничают. И не следует их воспринимать сквозь призму стереотипов, сложившихся веками. Я знаю ромов, работающих на лесном складе, горняками на шахте. Они хотят меняться, жить нормальной жизнью, но и сохранить собственные традиции. Не всегда для этого есть условия.
По пустой сцене между декорациями ходит мужчина. Расставляет стулья, приносит свечу и оставляет ее на столе на краю сцены. Рядом кладет две пачки тонких сигарет. В зале полумрак, пол выложен коврами, а стены завешаны тканью разных фактур. Мужчине за 40, его длинные волосы с метками седины зачесаны назад, а движения неспешные. Он ставит себя так, что понимаешь: он здесь главный.
- Не коммунисты придумали слово «пропаганда». Мы здесь занимаемся пропагандой культуры. Мы хотели показать другим нациям свою культуру, уникальность, свою энергию, проблемы. Проблемы не чисто цыганские, а общечеловеческие. Ведь проблемы у нас всех — одинаковые.
Игорь Крикунов - народный артист, художественный руководитель киевского театра «Романс». Театра ромского или цыганского, как его называют сами актеры. Труппе уже 24 года, базируется она в бывшем доме культуры «Большевик» на киевской Шулявке (станция метро Шулявская — прим.ред.).
Через несколько минут в зал заходят музыканты. Настраивают инструменты - синтезаторы и гитары. Игорь Николаевич тоже берет гитару. В соседнем зале, который во время спектаклей, очевидно, служит буфетом, женщины шумно поздравляют одну из актрис с днем рождения. Вскоре в ярких юбках и цветастых шалях они медленно сходятся на сцену. Из-под юбок выглядывают кроссовки.
- Вы должны понимать, что вы не какие-то обычные люди с троещинского рынка! Вы должны проникнуться этим! Если вам пофиг, мне, зрителю в зале, - тем более. - Игорь дает артистам установки.
Труппа репетирует «Цыганские ночи». Этот спектакль в стихах откроет новый театральный сезон осенью. Речь идет о ромской культуре, которой в своем творчестве вдохновлялись известные поэты, среди которых и Лорка.
- Если общество окультурится, стереотипы исчезнут. В каждом человеке живет Христос и Иуда, в каждой нации есть и то, и другое. Ну какие из нас сегодня конокрады? Вот люди говорят, мы едим детей... Мы не едим детей! Когда наше гражданское общество перейдет на другой уровень - культурный и интеллектуальный - стереотипы исчезнут.
- Не коммунисты придумали слово «пропаганда». Мы здесь занимаемся пропагандой культуры. Мы хотели показать другим нациям свою культуру, уникальность, свою энергию, проблемы. Проблемы не чисто цыганские, а общечеловеческие. Ведь проблемы у нас всех — одинаковые.
Игорь Крикунов - народный артист, художественный руководитель киевского театра «Романс». Театра ромского или цыганского, как его называют сами актеры. Труппе уже 24 года, базируется она в бывшем доме культуры «Большевик» на киевской Шулявке (станция метро Шулявская — прим.ред.).
Через несколько минут в зал заходят музыканты. Настраивают инструменты - синтезаторы и гитары. Игорь Николаевич тоже берет гитару. В соседнем зале, который во время спектаклей, очевидно, служит буфетом, женщины шумно поздравляют одну из актрис с днем рождения. Вскоре в ярких юбках и цветастых шалях они медленно сходятся на сцену. Из-под юбок выглядывают кроссовки.
- Вы должны понимать, что вы не какие-то обычные люди с троещинского рынка! Вы должны проникнуться этим! Если вам пофиг, мне, зрителю в зале, - тем более. - Игорь дает артистам установки.
Труппа репетирует «Цыганские ночи». Этот спектакль в стихах откроет новый театральный сезон осенью. Речь идет о ромской культуре, которой в своем творчестве вдохновлялись известные поэты, среди которых и Лорка.
- Если общество окультурится, стереотипы исчезнут. В каждом человеке живет Христос и Иуда, в каждой нации есть и то, и другое. Ну какие из нас сегодня конокрады? Вот люди говорят, мы едим детей... Мы не едим детей! Когда наше гражданское общество перейдет на другой уровень - культурный и интеллектуальный - стереотипы исчезнут.
Женщины танцуют на сцене в сопровождении живого аккомпанемента, актеры разыгрывают стихотворные сценки одна за другой. А руководитель садится на переднем ряду зрительских кресел и закуривает сигарету, внимательно наблюдая за происходящим.
Проект реализован при финансовой поддержке правительства Канады.
